Неточные совпадения
Да и сверх того, им было вовсе не
до русской литературы; напротив, по его же словам (он как-то раз расходился), они прятались по
углам, поджидали друг друга на лестницах, отскакивали как мячики, с красными лицами, если кто
проходил, и «тиран помещик» трепетал последней поломойки, несмотря на все свое крепостное право.
«Но это даром не
проходит им, — сказал он, помолчав, — они крепки
до времени, а в известные лета силы вдруг изменяют, и вы увидите в Англии многих индийских героев, которые сидят по
углам, не
сходя с кресел, или таскаются с одних минеральных вод на другие».
Было ему лет семьдесят пять, если не более, а проживал он за скитскою пасекой, в
углу стены, в старой, почти развалившейся деревянной келье, поставленной тут еще в древнейшие времена, еще в прошлом столетии, для одного тоже величайшего постника и молчальника, отца Ионы, прожившего
до ста пяти лет и о подвигах которого даже
до сих пор
ходили в монастыре и в окрестностях его многие любопытнейшие рассказы.
Я добрался наконец
до угла леса, но там не было никакой дороги: какие-то некошеные, низкие кусты широко расстилались передо мною, а за ними далёко-далёко виднелось пустынное поле. Я опять остановился. «Что за притча?.. Да где же я?» Я стал припоминать, как и куда
ходил в течение дня… «Э! да это Парахинские кусты! — воскликнул я наконец, — точно! вон это, должно быть, Синдеевская роща… Да как же это я сюда зашел? Так далеко?.. Странно! Теперь опять нужно вправо взять».
Все молчали всю дорогу
до самого дома. Вечером долго не было видно Петра. Он сидел где-то в темном
углу сада, не откликаясь на призывы даже Эвелины, и
прошел ощупью в комнату, когда все легли…
Всех баб Артем набрал
до десятка и повел их через Самосадку к месту крушения коломенок, под боец Горюн. От Самосадки нужно было
пройти тропами верст пятьдесят, и в проводники Артем взял Мосея Мухина, который сейчас на пристани болтался без дела, — страдовал в горах брат Егор, куренные дрова только еще рубили, и жигаль Мосей отдыхал. Его страда была осенью, когда складывали кучонки и жгли
уголь. Места Мосей знал по всей Каменке верст на двести и повел «сушилок» никому не известными тропами.
Я не отвечал ему; он попросил у меня табаку. Чтобы отвязаться от него (к тому же нетерпение меня мучило), я сделал несколько шагов к тому направлению, куда удалился отец; потом
прошел переулочек
до конца, повернул за
угол и остановился. На улице, в сорока шагах от меня, пред раскрытым окном деревянного домика, спиной ко мне стоял мой отец; он опирался грудью на оконницу, а в домике,
до половины скрытая занавеской, сидела женщина в темном платье и разговаривала с отцом; эта женщина была Зинаида.
Он все
ходил взад и вперед и по временам делал убедительные жесты, обращаясь, впрочем, не к Ромашову, а к двум противоположным
углам,
до которых по очереди доходил.
Так повествовала Арина Петровна, и, надо сказать правду, редкий рассказчик находил себе таких внимательных слушателей. Евпраксеюшка старалась не проронить слова, как будто бы перед ней
проходили воочию перипетии какой-то удивительной волшебной сказки; что же касается
до Улитушки, то она, как соучастница большей части рассказываемого, только
углами губ причмокивала.
Буфетчик, круглый и надутый спесью, лыс, как мяч; заложив руки за спину, он целые дни тяжело
ходит по палубе, точно боров в знойный день ищет тенистый
угол. В буфете красуется его жена, дама лет за сорок, красивая, но измятая, напудренная
до того, что со щек ее осыпается на яркое платье белая липкая пыль.
По этим чугунным, массивным, в два обхвата шириною трубам воздух
проходил сквозь каупера, нагревался в них горящими газами
до шестисот градусов и оттуда уже проникал во внутренность доменной печи, расплавляя руду и
уголь своим жарким дуновением.
Доктор, еще больше пополневший, красный, как кирпич, и с взъерошенными волосами, пил чай. Увидев дочь, он очень обрадовался и даже прослезился; она подумала, что в жизни этого старика она — единственная радость, и, растроганная, крепко обняла его и сказала, что будет жить у него долго,
до Пасхи. Переодевшись у себя в комнате, она пришла в столовую, чтобы вместе пить чай, он
ходил из
угла в
угол, засунув руки в карманы, и пел: «ру-ру-ру», — значит, был чем-то недоволен.
Весь мокрый, встал он на ноги и вышел на улицу. Темно было. Фонари были загашены, улицы совершенно опустели. Не отдавая себе хорошенько отчета, Колесов пустился идти скорым шагом.
Прошел одну улицу, другую… Прохожие и дворники смотрели с удивлением и сторонились от него, мокрого, грязного… Он шел быстро, а куда — сам не знал… Колесил без разбору по Москве… Наконец, дошел
до какой-то церкви, где служили заутреню… Он машинально вошел туда, и встав в самый темный
угол церкви, упал на колени и зарыдал.
Марья Александровна удесятерилась в эту минуту, видела все, что происходило в каждом
углу комнаты, слышала, что говорилось каждою из посетительниц, хотя их было
до десяти, и немедленно отвечала на все вопросы, разумеется, не
ходя за словом в карман.
Сначала Григорий Иваныч не мог без смеха смотреть на мою жалкую фигуру и лицо, но когда, развернув какую-то французскую книгу и начав ее переводить, я стал путаться в словах, не понимая от рассеянности того, что я читал, ибо перед моими глазами летали утки и кулики, а в ушах звенели их голоса, — воспитатель мой наморщил брови, взял у меня книгу из рук и,
ходя из
угла в
угол по комнате, целый час читал мне наставления, убеждая меня, чтобы я победил в себе вредное свойство увлекаться
до безумия,
до забвения всего меня окружающего…
Едва он скрылся, как из этих же ворот выбежала босоногая девушка с завязанной платком щекой и спешно направилась в нашу сторону. Ее хитрое лицо отражало разочарование, но, добежав
до угла и увидев нас, она застыла на месте, раскрыв рот, потом метнула искоса взглядом,
прошла лениво вперед и тотчас вернулась.
В первую минуту новость и разнообразие впечатлений скорее пугали Петю, чем пробуждали в нем любопытство. Он забился в
угол и, как дикий зверек, глядел оттуда, как мимо него бегали, перетаскивая неведомые ему предметы. Кое-кому бросилась в глаза белокурая головка незнакомого мальчика, но
до того ли было! И все
проходили мимо.
Бессеменов. Погоди, не
ходи туда… Ничего не слыхать. Может, спит она… не разбудить бы… (Отводит старуху в
угол к сундуку.) Н-да, мать! Вот и дожили…
до праздника! Говору, сплетен будет теперь по городу — без конца…
Однако, когда молодые люди дошли
до плотины и повернули под прямым
углом, они услышали звон разбитого стекла. Прошка,
пройдя несколько шагов, вдруг круто остановился, поднял обеими руками бутылку высоко над головой и с размаху бросил ее о ближайший пень. Затем он быстро и не оглядываясь углубился в чащу…
Порой, после ухода умного еврея, дядя
до поздней ночи сидел за своим столом, качаясь в кресле, или
ходил из
угла в
угол, что-то обдумывая и подыскивая возражения.
Наступила между тем зима. Еще задолго
до рождества в местной газете было объявлено, что 29 декабря в дворянском собрании «имеет быть» обычный зимний бал. Каждый вечер, после карт, Модест Алексеич, взволнованный, шептался с чиновницами, озабоченно поглядывая на Аню, и потом долго
ходил из
угла в
угол, о чем-то думая. Наконец, как-то поздно вечером, он остановился перед Аней и сказал...
Поручик
прошел за ней пять-шесть больших, роскошно убранных комнат, коридор и в конце концов очутился в просторной квадратной комнате, где с первого же шага его поразило изобилие цветущих растений и сладковатый, густой
до отвращения запах жасмина. Цветы шпалерами тянулись вдоль стен, заслоняя окна, свешивались с потолка, вились по
углам, так что комната походила больше на оранжерею, чем на жилое помещение. Синицы, канарейки и щеглята с писком возились в зелени и бились об оконные стекла.
С восьми и
до двенадцати часов самовар со стола не
сходит, Лидинька то и дело раздувает его голенищем полояровского сапога, подбавляет воды,
углей и ругается.
— Чего лучше… Я по опыту знаю, Василий Федорович… Когда я
ходил на «Забияке», так мы тоже низко спускались, льды встречали. Зато, что прогадали на спуске, с лихвой выиграли при подъеме, имея почти постоянный бакштаг [Попутный ветер, составляющий с диаметральной плоскостью судна
угол более 90° и менее 180°.]
до Индийского океана.
Пройдя версты полторы от мукомольни, нужно поворачивать к городу влево мимо кладбища. У поворота на
углу кладбища стоит каменная ветряная мельница, а возле нее небольшая хатка, в которой живет мельник. Миновали мы мельницу и хатку, повернули влево и дошли
до ворот кладбища. Тут Кисочка остановилась и сказала...
Заходило солнце, спускались сумерки, восходила луна, и серебристый свет ее тихо ложился на пыльный,
до полу покрытый толстым фризом и заваленный фолиантами стол, а мы всё беседовали. Я где-нибудь сидел в
углу, а сухой старик
ходил — и ровною, благородною ораторскою речью повествовал мне о деяниях великих людей Греции, Рима и Карфагена. И я все это слушал — и слушал, часто весь дрожа и замирая от страстного волнения.
— Может быть, все вы и правы! — сказал Васильев, поднимаясь и начиная
ходить из
угла в
угол. — Может быть! Но мне всё это кажется удивительным! Что я был на двух факультетах — в этом видят подвиг; за то, что я написал сочинение, которое через три года будет брошено и забудется, меня превозносят
до небес, а за то, что о падших женщинах я не могу говорить так же хладнокровно, как об этих стульях, меня лечат, называют сумасшедшим, сожалеют!
Благочинный о. Федор Орлов, благообразный, хорошо упитанный мужчина, лет пятидесяти, как всегда важный и строгий, с привычным, никогда не сходящим с лица выражением достоинства, но
до крайности утомленный,
ходил из
угла в
угол по своей маленькой зале и напряженно думал об одном: когда, наконец, уйдет его гость?
Он молча
прошел от одного
угла комнаты
до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак.] говорил он впоследствии.